«У каждого человека, если он не ограничивается только мелкими житейскими радостями, существует более широкая цель,связанная с интересами Родины и общества…»

Н.Г.Кузнецов

В 2014 году, 24 июля  Николаю Герасимовичу Кузнецову, выдающемуся военному моряку, человеку, по мнению многих знавших его или слышавших о нем, незаурядному, с непростой судьбой исполнилось бы 110 лет. Хочется помянуть его добрым словом. Рассказать о нём и сказать, почему память о нем живёт и поныне.

Сев за клавиатуру печатающего устройства компьютера, (раньше бы сказали «взявшись за перо»), долго не мог придумать, с чего бы начать повествование о самой близкой и в тоже время очень сложной для меня теме – написать о своём отце. Как учили, решил начать с истории вопроса. Откуда вообще взялась наша фамилия — Кузнецов? Нетрудно догадаться, что от профессии кузнец. Полез в интернет и сразу выяснил, что не только от работников молота и горна, но и от хорошо известного насекомого – кузнечика, который относится к отряду прямокрылых – самого древнего насекомого на планете. К этому семейству относятся и сверчки, и саранча, и медведки (а отец родился в деревне с названием Медведки). Не спроста фамилия Кузнецов очень распространённая. Даже в деревне Медведки, где он родился было несколько семей Кузнецовых, не связанных близким родством.

Кто же такой Адмирал Флота Советского Союза Н.Г.Кузнецов? Стоит ли о нем писать? Я уверен, что нужно и не только потому, что он мой отец.

В России много незаурядных людей и их жизнь может служить примером, в первую очередь, для молодёжи. Положительным или отрицательным. Теперь, правда, мало кто решает «сделать бы жизнь с кого», а делает её как может, даже, если и не умеет.

Недавно, в одном блоге, обсуждавшем статью об отце в Википедии, прочёл такую ремарку: «Отец — Герасим Фёдорович Кузнецов (1867-1915г) крестьянин, православного вероисповедания. Мать – Анна Ивановна Кузнецова (1872-1952г), крестьянка, православного вероисповедания. Грустно, дальше читать не стал». И пишет это человек, судя по его другим высказываниям, умный и разбирающийся в истории. Может, поэтому ему и грустно.

Я, не уподобляясь Википедии, все же попытаюсь рассказать об отце. Кому это интересно — прочтёт, кому нет – на все воля Божья.

Имена некоторых незаурядных людей бывают на слуху, а некоторых остаются в тени, кого по причине секретности, а кого и незаслуженно, по субъективному мнению «власти имущих», из личных мотивов или других неприглядных причин. В разряд последних попал и Н.Г.Кузнецов. Кто теперь помнит о нем?

Мой отец,  Николай Герасимович Кузнецов прошёл не простой жизненный путь. В конце жизни он напишет о себе: «Мне не пришлось менять профессии в поисках дела, которое оказалось бы больше по душе. Вся моя жизнь связана с Советским Военно-Морским Флотом. Я сделал выбор однажды, в совсем юные годы, и никогда не жалел об этом…».

Пятнадцатилетний сын православного «казённого крестьянина» Вологодской губернии из деревни Медведки Коля Кузнецов, прибавив себе два года жизни, поступил добровольцем на службу в Северо-Двинскую военную флотилию став «военмором». В двадцать девять он уже командир крейсера «Червона Украина». В тридцать один – «самый молодой капитан 1-го ранга всех морей мира» вывел «свой» крейсер на первое место в Морских Силах СССР. В тридцать два — стал, волею судьбы, военно-морским атташе и главным военно-морским советником в Испании, охваченной гражданской войной.

В тридцать пять — народным комиссаром (то же, что министром) ВМФ СССР, получив накануне Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. всю ответственность за Военно-Морской Флот крупнейшего государства мира, накануне 22 июня 1941 года он принял ответственное решение: привёл флоты страны в полную боевую готовность, что означало открывать огонь по врагу. ВМФ первым в три часа семь минут встретил врага и, в этот день, не потерял ни одного корабля или самолёта. После войны он первый получил новое высшее воинское звание «Адмирал флота», приравнённое к званию Маршала Советского Союза и стал Героем Советского Союза за руководство флотом.

Успехи у Военно-Морского Флота в Великой Отечественной войне были. Из девяти крупнейших стратегических наступательных операций, проведённых вооружёнными силами СССР, в шести из них принимали участие флоты и флотилии. За годы войны они потопили свыше 1200 боевых кораблей и вспомогательных судов, 1300 транспортов, высадили свыше 110 оперативных и тактических десантов, в которых участвовали в общей сложности более 250 тысяч человек. Северный флот обеспечил охрану 77 союзных конвоев в составе 1464 океанских транспортов. Обеспечивал конвои и Тихоокеанский флот. В тяжелейшем для страны августе 1941 года морская авиация Балтийского флота 10 раз бомбила Берлин.  Успешно сражались моряки и на сухопутных фронтах.

После окончания войны (в 1945 г.)  Н.Г.Кузнецов подготовил и представил в Правительство СССР десятилетнюю программу строительства сбалансированного по своему составу ВМФ, включающего авианосцы, крейсера, эсминцы, новые подводные лодки и другие корабли. В октябре 1946 года впервые поставил вопрос о необходимости «разработки новых проектов кораблей с учётом использования последних достижений в области науки и техники, кибернетики, электроники и атомной энергии».

В 1953 году Н.Г.Кузнецов принимает решение о месте строительства Морского ядерного полигона,  в 1954 году утверждает проект создания первой атомной подводной лодки, а в 1955 году предлагает план строительства кораблей, вооружённых реактивным оружием, став по сути «отцом» современного ракетного и ядерного флота.

Но между этими достойными вехами его жизненного пути сплошные «крутые повороты», как он сам говорил. Низвержения и подъёмы на уже ранее завоёванные высоты, чехарда с должностями и воинскими званиями, обвинения в мыслимых и немыслимых преступлениях, суды по доносу и реабилитация «за отсутствием состава преступления». Все это закончились для Н.Г.Кузнецова отставкой в 52 года с поста первого заместителя министра обороны СССР и Главнокомандующего Военно-Морскими Силами, понижением на две ступени  в звания с высшего — Адмирала Флота Советского Союза до вице-адмирала, вынесением необъявленного ему партийного взыскания.

«От службы во флоте меня отстранили, — писал он — но отстранить меня от службы флоту невозможно». Он стал писать о флоте и по общему мнению стал одним из его лучших летописцев.

Уже все вышесказанное может вызывать интерес у читателя, заинтересованного в истории страны под названием СССР. Поэтому мне все же хочется рассказать об отце, но не повторяя строки официальной биографии, а воспроизводя его мысли, раздумья, его записки, которые он назвал «Крутые повороты».

 Он писал: «Я никогда не страдал большим честолюбием и не стремился забираться на вершины служебной лестницы, но, признаться, мечтал стать командиром корабля — большого или малого — и, стоя на мостике, управлять им.  Но судьбе было угодно в силу ряда причин то поднимать меня высоко, то кидать вниз и принуждать начинать службу сначала. Доказательством этого является буквально уникальное изменение в моих званиях. За все годы службы я был дважды контр-адмиралом, трижды — вице-адмиралом, носил четыре звезды на погонах адмирала флота и дважды имел высшее воинское звание на флоте — Адмирала Флота Советского Союза».

Далее он пишет: «До командирского мостика я проходил службу нормально: вахтенный командир, помощник командира, старший помощник командира крейсера и уже после окончания Военно-морской академии был назначен командовать крейсером «Червона Украина»… В книге «На далёком меридиане» я рассказываю, как в один из спокойных дней мирной боевой учёбы я получил приказ выехать в Москву неведомо зачем, а оттуда, уже не вернувшись на свой корабль, вылетел в Париж и Мадрид…».

За год пребывания в Испании я невольно сроднился с испанскими моряками, участвовал в боевых походах и до конца гражданской войны не мечтал о перемене места службы. Но вот совершился новый и довольно крутой поворот. Вызов в Москву «для доклада», кратковременный отпуск в Сочи и назначение на Дальний Восток. И снова, не сдавая дел своему заместителю, я спешно выехал во Владивосток. Резкий подъем, как у водолаза, всегда опасный и связанный с большой нагрузкой, совершился не по моей воле. Мне ничего не оставалось, как выполнять приказ. Всего несколько месяцев пробыл я в должности замкомфлота, и состоялось назначение на должность командующего огромным Тихоокеанским флотом.

Неожиданно летом 1938 года вспыхнули хасанские бои… Я вспомнил Испанию и Картахену и думал о повышенной готовности. Пожалуй, именно в то утро родилось убеждение принять какие-то меры и создать систему оперативных готовностей. Как это пригодилось в роковую ночь на 22 июня 1941 года!..»

Что же такое «система оперативных готовностей» и как она сработала на флоте в начале Великой Отечественной войны? Почему флоты, подвергшиеся нападению фашистской авиации 22 июня 1941, отразили атаки и не потеряли ни одного корабля и самолёта? Какова роль в этом наркома ВМФ? 

Вот что говорилось об этом на прошедшей в 1999 году научно-практической конференции, посвящённой роли Н.Г.Кузнецова в развитии отечественного ВМФ:

«Разработанная Главным морским штабом по личному указанию наркома ВМФ система оперативных готовностей ВМФ, позволяющая в кратчайшие сроки с соблюдением необходимых мер скрытности переводить силы флота в состояние немедленной готовности к отражению внезапного нападения противника, явилась выдающейся личной заслугой Н.Г.Кузнецова, его вкладом в развитие теории управления ВМФ.

Система оперативных готовностей ВМФ СССР разрабатывалась на основе, проведённого Н.Г.Кузнецовым, кропотливого анализа ранее существующих степеней готовности военного флота России. Внезапное нападение на 1-ю Тихоокеанскую эскадру в Порт-Артуре и Чемульпо, дальнейшая блокада кораблей на рейдах портов, уничтожение большей их части, а также действия командного состава кораблей были тщательно проанализированы Н.Г.Кузнецовым и явились первопричиной разработки в дальнейшем системы «оперативной готовности флота».

Система боевой готовности одиночного корабля впервые в Военно-Морском Флоте была разработана под руководством и деятельном участии командира крейсера «Червона Украина» Н.Г.Кузнецова и позже принята на всех флотах СССР. На крейсере зародилось движение «Борьбы за первый залп». Чисто артиллерийское понятие «первый залп» превратилось в общефлотское, позволившее значительно сократить время подготовки первого залпа и  повысить боеготовность соединений ВМФ.

Осознанная необходимость разработки аналогичной системы боевой готовности для соединений сформировалась у Н.Г.Кузнецова в период выполнения интернационального долга в республиканской Испании. Эти передовые замыслы были реализованы в период командования Тихоокеанским флотом, особую роль в этом сыграли события у озера Хасан в июле-августе 1938 года. Они заставили ещё больше задуматься над обеспечением постоянной готовности сил флота к отражению внезапного нападения противника. Командование и штаб интенсивно работали над тем, чтобы в случае быстрого ухудшения обстановки можно было отдать один короткий приказ-сигнал, а все корабли и соединения уже были готовы к выполнению мероприятий, которые полагается делать по данному сигналу. Назначение 28 апреля 1939 года Н.Г.Кузнецова на должность наркома ВМФ СССР позволило ему продолжить живую творческую работу по внедрению системы оперативных готовностей в Военно-Морском Флоте.

Решение о разработке системы оперативных готовностей ВМФ было принято Н.Г.Кузнецовым в мае 1939 года, а немногим более месяца спустя, 23 июня им была подписана соответствующая директива. Всего было предусмотрено три степени готовности, учитывающие техническое состояние и уровень боевой подготовки кораблей и частей флота. В зависимости от этого они могли находиться в боевом ядре (из которого назначались дежурные силы) или в резерве.

Оперативная готовность № 3 соответствовала повседневному уровню объединений, соединений, кораблей и частей флота, а запасы материальных средств — наличию неснижаемого их уровня.

По оперативной готовности № 2 экипажи кораблей боевого ядра должны были находится на кораблях и в частях, запасы на корабли принимались полностью, оружие готовилось к применению развёртывались дополнительные корабельные дозоры. Усиливалось ведение воздушной разведки на море, ускорялся ремонт кораблей резерва.

По оперативной готовности № 1 предусматривалось немедленное применение оружия. Корабельный состав боевого ядра находился в часовой готовности к выходу в море для решения задач по действующим оперативным планам. Объявлялась мобилизация приписного состава. Ремонт кораблей резерва проводился форсированными темпами. Воздушная разведка и корабельная дозорная служба неслись с полным напряжением.

Специальные инструкции и положения детально, до мельчащих подробностей, указывали каждому кораблю и части, что им надлежало делать с повышение готовности. Объявленные директивами наркома ВМФ документы,  вооружили командующих флотами и командиров соединений ясными, продуманными указаниями, особенно в отношении важнейших элементов боевой готовности, подлежащих отработке в процессе боевой учёбы и в случаях повышения боевой готовности.

К середине июня 1941 года взаимоотношения с Германией все более обострялись. Оценив сложившуюся обстановку, Н.Г.Кузнецов принял решение своим приказом повысить боевую готовность флотов. 19 июня 1941 года Балтийский и Северный флоты были переведены в оперативную готовность  №2. 20 июня Черноморский флот завершил учение и вернулся из района Одессы в Севастополь. Флоту был дан приказ оставаться в оперативной готовности № 2.

Сводками Главного морского штаба нарком обороны и начальник Генерального штаба были поставлены в известность о переводе сил флотов     19 июня 1941 года в оперативную готовность № 2. Против проводимых в Военно-Морском Флоте мероприятий по повышению боевой готовности возражений не было, но не было и их одобрения. До последнего момента наркомом обороны не была направлена директива командующим войсками военных округов на повышение готовности, что сыграло свою роковую роль на начальном этапе Великой Отечественной войны.

Своевременно отданные наркомом ВМФ распоряжения на приведение флотов в оперативную готовность № 1 позволили подготовить силы Военно-Морского Флота к отражению внезапного воздушного нападения германской армии. Это была первая в истории Российского флота попытка, и, несомненно удачная, решить одну из сложнейших проблем военной науки — разработать систему мер, обеспечивающих готовность сил к отражению внезапного массированного нападения противника и основная заслуга в этом несомненно принадлежит Адмиралу Флота Советского Союза Н.Г.Кузнецову.

Но вернёмся к тому, что пишет о себе Н.Г.Кузнецов — в 1938 году Командующий Тихоокеанским флотом. «…И вот снова крутой поворот. Создаётся отдельный Наркомат ВМФ. Я вхожу в Главный военно-морской совет и в декабре выезжаю в Москву на совет и, как делегат от Приморья, — на XVIII съезд партии.

После съезда совершился ещё более неожиданный для меня крутой поворот. Ночной вызов к Сталину. Разговоры о флоте. На следующий день я был назначен первым заместителем наркома ВМФ. Наркома не было. На мои плечи легла огромная ответственность. Едва я вошёл в курс дела, как в конце марта 1939 года по указанию ЦК КПСС я вместе со Ждановым выехал во Владивосток. Нам было поручено убедиться, пригодна ли для строительства крупного порта бухта Находка.

Вернувшись 25 апреля, я буквально через два дня был назначен наркомом ВМФ. И снова произошло у меня большое продвижение по службе… Волею судьбы, волною вынужденных перемещений и без особого личного стремления я к началу Великой Отечественной войны оказался на вершине иерархической лестницы в Военно-Морском Флоте — наркомом ВМФ в звании адмирала. Убеждённый сторонник последовательного продвижения по службе, я повышался чересчур быстро, перескакивая некоторые инстанции и не выдерживая даже минимально положенного времени на некоторых должностях…».

Анализируя очередной «крутой поворот» в службе Н.Г.Кузнецова и обстановку тех лет вице-адмирал Ю.А.Быстров рассказывает: «В апреле 1939 года Н.Г.Кузнецов назначается наркомом по Военно-Морским Делам Советского Союза, ему 35 лет, путь от заместителя командующего ТОФ до Главнокомандующего ВМФ он прошёл менее чем за два года. История отвела ему для подготовки флота к вступлению в Великую Отечественную войну всего два года и два месяца.

С огромными нерешёнными проблемами столкнулся Н.Г.Кузнецов, вступив в эту должность. Дело в том, что до Николая Герасимовича никто с глубоким профессионализмом не занимался ни Наркоматом, ни Военно-Морским Флотом.

Первый нарком ВМФ, назначенный в 1938 году, – бывший начальник Главного политического управления РККА, армейский комиссар 1 ранга Петр Алексеевич Смирнов всю свою сознательную жизнь был кадровым политработником, комиссаром. Военно-морским искусством и оперативной подготовкой ВМФ никогда не занимался, с проблемами оперативно-стратегического применения флотов не сталкивался и изучить их не успел. В том же 1938 году он был арестован и репрессирован.

На его место прибыл Михаил Петрович Фриновский – ставленник печально известного наркома Внутренних дел Ежова, его заместитель, начальник Главного управления государственной безопасности НКВД. Ни в армии, ни на флоте он никогда не служил. Несмотря на это, имел самое высокое воинское звание – Командарм 1 ранга. Историки отмечают, что его нога лишь один раз ступала на палубу катера в 1932 году, когда он в составе комиссии проверял Амурскую военную флотилию. Через его руки прошли все арестованные маршалы и флагманы флота, многие видные государственные и военные деятели. Он лично принимал участие в их арестах, допросах и расстрелах. Ушёл он с поста наркома ВМФ быстро и внезапно. 6 апреля 1939 года после окончания рабочего дня он сел в машину с личным шофёром и личной охраной и поехал домой. Но его отвезли не на дачу, а в его бывшее Управление государственной безопасности. 4 марта 1940 года М.П.Фриновский был расстрелян в один день со своим бывшим начальником Ежовым.

Николай Герасимович Кузнецов вошёл в пустой кабинет наркома, в котором все было перерыто и перевёрнуто после обыска. Принимать дела ему было не у кого. Говорят, он попросил все убрать и решил начать «с чистого листа».

Первая проблема, вставшая перед молодым наркомом состояла в том, что при создании Наркомата ВМФ не было определено его место в системе управления Вооружёнными Силами, не было также чётко определено и место самого наркома в военно-политическом руководстве страны. Ни в одном документе не было указано, что Наркомат Обороны является старшим по отношению к Наркомату ВМФ. Поэтому Наркомат Обороны и Генеральный штаб по-прежнему занимались только Сухопутными войсками. Флотские вопросы висели у них “камнем на шее”, — писал в своих мемуарах Н.Г.Кузнецов.

Каждый наркомат в системе Правительства замыкался на одного из заместителей Председателя Совнаркома. Исключение составляли НКО, НКВД и НКИД. Ими И.В.Сталин руководил лично. В этой группе оказался и вновь созданный Наркомат ВМФ.

И Н.Г.Кузнецов взялся за работу «засучив рукава». Он пишет: «…Если в первые месяцы новой службы в Москве я чувствовал, что преждевременно оказался в этом кресле, то постепенно уверовал, что справляюсь с работой на этом посту. …Стоит признаться, что со временем я стал уверен в себе, упорнее отстаивал интересы флота и осмеливался возражать даже самому Сталину, когда считал это нужным для дела. На этом, собственно, я и свернул себе шею… И, как следствие этого, с помощью Булганина я был в 1948 году даже отдан под суд чести, судим Военной коллегией Верховного суда и разжалован до контр-адмирала…».

25 февраля 1946 года Наркомат ВМФ был упразднён. С 21.03.46 по 19.02.47 г. Н.Г.Кузнецов работал в должности заместителя министра Вооружённых Сил и Главнокомандующего ВМС. С этой должности он был снят и назначен начальником Управления высших морских учебных заведений в Ленинград. «…Уже тогда, за несколько месяцев,  до снятия меня с поста Главкома ВМС, я почувствовал, что доживаю последние месяцы или дни моего командования. Чем это объяснить, трудно сказать. Я имел самое искреннее намерение работать при новой организации, и тот, кто говорит, что я был против этой организации, — не прав. Я пишу об этом, чтобы доказать, что фактической причиной снятия меня с должности было, конечно, не моё несогласие с новой флотской организацией. Я думаю, что истинной причиной было и моё искреннее стремление сделать все нужное для ВМС, и всегда выражаемое в настойчивой форме в этой связи собственное мнение. При моём болезненном реагировании на непринятие должных мер, переходившим часто в споры, я оказался неугодным человеком. Я должен был быть снят…».

Затем в 1948 году был суд чести и суд Военной коллегии Верховного суда СССР над адмиралами В.А.Алафузовым, Л.М.Галлером, Г.А.Степановым и Н.Г.Кузнецовым по сфабрикованному делу. По приговору В.А.Алафузов и Г.А.Степанов были приговорены к 10 годам лишения свободы, Л.М.Галлер — к четырём. Н.Г.Кузнецова признали виновным, но учитывая его заслуги перед флотом, не посадили. Он был понижен в воинском звании до контр-адмирала и направлен в Хабаровск на должность заместителя Главнокомандующего войсками Дальнего Востока по ВМС, а затем командующим 5-м военно-морским флотом.

В 1951 году отец получил очередное воинское звание вице-адмирал, был возвращён в Москву и назначен Военно-Морским министром СССР.

После смерти И.В.Сталина Н.Г.Кузнецов был восстановлен в прежнем звании «Адмирал флота», которое потом переименовали в «Адмирал Флота Советского Союза», и даже получил маршальскую звезду.

В 1952 году было принято решение о строительстве первой ядерной энергетической установки для флота. Начинается строительство завода по сборке первой атомной подводной лодки. В 1954 году Н.Г.Кузнецов утверждает первый проект атомной подводной лодки и начинается её строительство. Были созданы условия для создания основы атомного ракетного океанского флота. Эту проблему Н.Г.Кузнецов ставил в своём последнем плане судостроения, который отстаивал на Президиуме ЦК КПСС весной 1954 года. 

В 1955 году он представил проект доклада о десятилетнем плане строительства кораблей, вооружённых реактивным оружием и ставит вопрос о необходимости немедленной разработки реактивного оружия дальнего действия для подводных лодок. Таким образом он был одним из первых, принявших непосредственное участие в конкретной работе по созданию нового ракетно-ядерного флота, в самый трудный период — в начале пути. Построить такой флот, о котором он мечтал и над созданием которого он работал, ему не дали. Это сделали другие.

Никита Сергеевич Хрущёв оказался противником строительства надводных кораблей, в особенности крупных крейсеров. Более того, Н.С.Хрущев счёл целесообразным разрезать часть крейсеров, как «слишком крупные мишени». Этого Н.Г.Кузнецов перенести не смог. Уничтожалось то, чему он посвятил свою жизнь. Его свалил инфаркт. В мае 1955 г. он пишет письмо министру обороны Г.К.Жукову с просьбой освободить его от занимаемой должности, но ответа не получил.

Назначение Г.К.Жукова на пост министра обороны ничего хорошего для Кузнецова не принесло. К тому же Н.Г.Кузнецов допустил честный, но неосторожный шаг. На доверительный вопрос Предсовмина Н.А.Булганина: «Что вы думаете по поводу назначения Жукова?» Н.Г.Кузнецов, зная отрицательное отношение Жукова к флоту, не удержался и высказал свои ему пожелания, глубже вникать во флотские вопросы. «Я не думал, что это станет известно самому Жукову, — пишет в своих записях Николай Герасимович. — Но получилось иначе. Я был выставлен перед Жуковым как его противник. Тот при первом же случае высказал мне своё неудовлетворение: «Так вы были против моего назначения»… Судьба моя была решена. Я понял, что нужно уходить подобру-поздорову».

Но уйти «по-хорошему» ему не дали. Нашёлся и повод. Им стала гибель в Севастополе линкора «Новороссийск». Формально, Н.Г.Кузнецов уже полгода находился в отпуске по болезни. Обязанности главкома ВМС по рекомендации Н.Г.Кузнецова исполнял командующий Черноморским флотом вице-адмирал С.Г.Горшков. Но всю вину за «Новороссийск» свалили на Н.Г.Кузнецова. «Мне пришлось рассчитываться за все битые горшки, а Горшков получил повышение и назначение на должность Главкома. Жуков рассчитался со мной сполна. Сначала я был освобождён. Этого показалось мало. Меня уволили из Вооружённых сил и снизили в звании», — записал Н.Г.Кузнецов в 1956 году.

Оправившись от болезни и до конца жизни в 1974 году Н.Г.Кузнецов был вынужден ограничить свою «службу флоту» написанием мемуаров и трудов по истории и военно-теоретическим проблемам ВМФ. Изданы книги Н.Г.Кузнецова «На далёком меридиане» о событиях во время национально-революционной войны в Испании в 1936-39 гг. «Накануне», «На флотах боевая тревога», «Курсом к победе» — обобщающие опыт Великой Отечественной войны. Написаны «Крутые повороты», опубликовано около сотни статей о флоте и его героической деятельности в годы Великой Отечественной войны, о людях, посвятивших себя Военно-Морскому Флоту страны. Им высказаны соображения по организации и строительству Военно-Морского Флота, его взаимодействию с другими родами войск.

Такова его удивительная судьба. Как я уже говорил отец был «отстранён от флота» в 1956 году. Практически следующие 32 года стали годами борьбы за честное имя как его самого, так и десятков порядочных людей, в первую очередь моряков, которые не боялись писать письма в самые высокие инстанции с требованием восстановить его в высшем воинском звании. В 1956 – 1988 гг. общественность, моряки-ветераны, служащие ВМФ, семья Н.Г.Кузнецова отправляли письма на имя всех Генеральных секретарей ЦК КПСС с просьбами разобраться по существу и восстановить справедливость. Решения не принимались вплоть до 26 июля 1988 года, когда он был восстановлен в звании «Адмирал Флота Советского Союза». Это произошло через 14 лет после его кончины.

Прошло сорок лет как нет с нами нашего Николая Герасимовича. Помнит о нем его семья. У Николая Герасимовича Кузнецова три сына — Виктор, Николай и я.

Жена — Вера Николаевна, всегда бывшая ему преданным и верным другом, а нам прекрасной матерью и примером для подражания и любви. Она до конца жизни в меру своих сил и возможностей делала все для сохранения памяти о нем, вместе с невесткой Раисой Васильевной, вдовой Николая, готовила к переизданию его книги, разбирала и систематизировала его архивы. Растут любящие его внуки и внучка, которые помнят и чтут его память, растут его правнуки и правнучки, воспитываемые на любви к Родине и Флоту.

Виктор – капитан 1 ранга до отставки служил по научной инженерной части в Военно-Морском Флоте, Николай – чернобылец, к сожалению преждевременно скончавшийся, — в Курчатовском институте, а я занимался вопросами безопасности на воинской службе, а затем техническими вопросами в Центральном музее Великой Отечественной войны 1941-1945 годов. Немного о себе. В 1991 году, выйдя в отставку, я оказался перед выбором, чем заняться? Время было своеобразное: рухнула страна, в которой я родился, учился, отдал которой 25 лет военной службы. По образованию я — юрист, а по призванию технарь-самоучка. С детства что-нибудь мастерил, то, что теперь называется «железом». Помню, как будучи студентом, пробовал отремонтировать телевизор «Темп» — деревянный ящик полметра на полметра, который я разобрал больше из любопытства, чем по ремонтной необходимости. В этот момент в комнату зашёл академик Иван Михайлович Майский, близкий друг отца, который его уважал и продолжал дружить с ним во время опалы, когда настоящих друзей осталось совсем мало.

И.М.Майский — до мозга костей интеллигент, дипломат, политик и сугубо гуманитарный человек. Вошёл он незаметно и долго молча смотрел, как я «курочу»  несчастный телевизор. Потом он сказал, что страшно завидует людям, которые не боятся держать в руке паяльник и тыкать им в жуткое переплетение проводов и деталей. Иван Михайлович был частым гостем в нашей семье, жил по соседству на улице Горького. Присутствовать при его общении с отцом было очень интересно и поучительно. Они вспоминали «минувшие дни», что-то обсуждали, а для меня тогда  были важнее винты и гайки, чем их уникальные беседы. Такова глупость молодости. Тогда мне не приходило в голову, что я встречаюсь с «историческими» личностями. Отца я тоже не воспринимал, как человека знаменитого, из высшего руководства военной иерархии, героя войны. Он всегда был просто папой. Всегда  был доброжелательным, заботливым и, наверное, самое главное, справедливым. Он не читал нотации, никогда не кричал и не ругался. Только раз он меня серьёзно обругал, и было за что, и что я запомнил на всю жизнь.

Отец оказался в вынужденной отставке, когда мне было 10 лет, я ещё плохо соображал, что это такое, что это — опала, болезненная интеллектуальная ссылка из его привычного мира, что его в 52 года вышвырнули в «безвоздушное» пространство без привычной и любимой работы, без общения со старым кругом знакомых. Для меня это оказалось плюсом, потому, что приходя из школы, института или работы я всегда заставал его дома, занятым каким-нибудь делом. Как я теперь понимаю, адаптация для него проходила нелегко, бездельничать он не хотел, да и не мог в силу своего характера. Из квартиры на ул. Грановского (престижный дом для советской элиты) нас выгнали, и отец договорился об обмене с маршалом К.К.Рокоссовским на квартиру поменьше на ул. Горького. Её было нужно самостоятельно благоустраивать, госпомощи теперь не было, нас с братом определять на новую учёбу. Дачу (государственную) тоже пришлось сменить, а там требовалось и ремонт сделать, и уголь для отопления купить. В общем, на первых порах заняться ему было чем.

Наверное, самым сложным для отца было резкое сокращение круга его знакомых. Большинство тех, кто «дружил» с ним как с Главнокомандующим перестали с ним общаться и остались только самые верные и, как правило, не действующие моряки. Флот возглавил С.Г.Горшков – главный недоброжелатель и морякам нужно было теперь «дружить» с ним. Хотя были и честные (от слова честь) моряки, но встречаться с Кузнецовым было реально опасно. Из настоящих друзей отца на моей памяти самое яркое впечатление оставил легендарный лётчик-испытатель Владимир Константинович Коккинаки – человек удивительный, великолепный профессионал.

Он с семьёй часто приезжал  к нам, а мы к нему. Кстати, он первый разрешил мне сесть за руль его «Волги», найти «секретку» и отогнать машину на стоянку. Часто мы бывали и у Семена Михайловича Будённого, а его жена Мария Васильевна и моя мама дружили до последних дней.

Запомнился мне и такой случай: поздний звонок в дверь квартиры на улице Горького, открываю, на пороге стоит Борис Николаевич Ливанов, народный артист СССР, прославленный МХАТовец. Незабываемый голос. — «Зашёл после спектакля. Хочу с твоим отцом поговорить».

Последние годы жизни отец жил на даче в посёлке «Новь» рядом с железнодорожной стацией Раздоры практически круглый год дабы дача отапливалась. Мне ехать каждый день после учёбы или работы на дачу естественно не хотелось (хотя дорога занимала 30 минут на электричке). В городе были свои, по молодости поздно заканчивающие «дела». Но отец всегда советовал, что полезнее поспать 4-5 часов на свежем дачном воздухе, чем в душной Москве. Теперь пребывание на даче я вспоминаю с упоением и благодарностью, что порой насильно меня заставляли наслаждаться природой.

К природе отец относился очень бережно и с удовольствием ухаживал за деревьями, цветами и огородом, которыми «командовала» мама. А нам детям приходилось в самый неудачный момент убирать срезанные сучья, опавшую листву или подметать дорожки. К дисциплине нас приучили родители своим поведением, а не понуканием. В девять утра отец всегда выбритый и аккуратно одетый сидел за пишущей машинкой или за столом и что-то читал, в час дня был обед (на который мы могли явиться, если были свободны), после обеда отдых, прогулка по саду и снова за рабочим столом. В шесть-семь вечера ужин. Явка, как правило, для меня обязательна. Мама всегда хлопотала на кухне или в саду. Так было практически все годы в городе или на даче.

Отец любил рыбалку. На удочки. Иногда мы ходили с ним на Москва реку, рядом с дачей. Рыбалка там была запрещена из-за Рублёвской плотины. Подходил милиционер, узнавал отца и молча тихо уходил. Иногда нас возили на катере на Клязьминское водохранилище «в ночное» со спортивного клуба ЦСК ВМФ около речного вокзала в Химках. Отца там очень уважали. Солярку отец оплачивал, а катер давали «втихаря» от большого начальства. Поражала усидчивость отца. Он в отличии от нас забрасывал удочку и сидел на одном месте, а мы бегали — искали клёвное место. Его улов всегда был больше. Наверное, его интересовала не столько рыба, сколько возможность осмыслить свои думы, глядя на постоянно меняющуюся воду. Пользовался этим приёмом и я значительно позже.

После «пикника» на брезенте мы играли, а папа катал маму на маленькой шлюпке, которая называлась «тузик», как и нашу дачную собаку. Не могу не вспомнить другую нашу любимую собаку, северокавказскую овчарку-волкодава «Джека». Отец принёс её маме, когда они после войны жили в посёлке Шмаковка Хабаровского края. Отец туда был «сослан» в качестве заместителя главнокомандующего войсками Дальнего Востока по ВМФ. Много лет спустя, мама рассказывала с присущим ей юмором: «Зима, за окном волки воют, у меня трёхлетний Вовочка на руках, а отец приносит годовалого щенка, овчарку, и на следующий день уезжает в командировку. Хорошо собака оказалась умная – сама на двор бегала и сама возвращалась. Стягивала с меня одеяло. Я ей только дверь открывала. Вову любила, как и он её. Позволяла делать с ней что угодно». Эта собака прожила с нами до конца своих дней. Ездила с нами во Владивосток и обратно. Была настоящим членом семьи. Отец её очень любил, а она была самым преданным его другом.

Ещё мне запомнились наши культурные программы. Мама, увлечённая музыкой, театром и древнерусской культурой, всегда узнавала новости культурной жизни столицы и «таскала», иногда путём героических усилий, меня на концерты, премьеры и выставки. В театрах меня часто поражало, то что отца часто узнавали – это были разные люди, как правило, известные артисты, режиссёры, учёные, о которых я узнавал позже. Все они относились к отцу очень уважительно, что заставило меня впервые задуматься, какой же удивительный человек мой отец. А для отца первые выходы в свет, наверное, были душевной мукой — как-то его воспримут после громкого увольнения, если узнают в лицо.

Снятие с должности первого заместителя министра обороны, министра ВМФ, депутата Верховного Совета СССР, Героя Советского Союза снижение в звании на «два вниз» легендарного моряка, как я теперь понимаю, было конечно не расстрелом или посадкой, как во время разгула репрессий, но в 1956 году очень громким общественным событием. Как этот крутой поворот в жизни отец достойно пережил, не потерял достоинства, и нашёл себя в новой обстановке это — пример для подражания. И в этом ему помогли, как раньше часто говорили, простые советские люди. Верховная власть его ненавидела, завидовала ему — умному грамотному специалисту, Человеку с большой буквы и боялась его как конкурента, обладающего, не побоюсь сказать, народной любовью. Их месть была обычной, стандартной, простенькой, привычной для нелюдей – его имя просто приказали всем забыть, его перестали считать участником Великой Отечественной войны и приглашать на встречи с ветеранами, запретили ездить на флоты. Только и всего. Остальное сделают и сделали подхалимы и лизоблюды.

Но они просчитались, и, может быть, даже сделали для отца доброе дело.

Он морально устоял, не начал пить, не застрелился. Он до конца верил, что хороших людей больше, а в государстве должен управлять закон. Он считал, что главное для человека его Родина, её успехи и достижения. А верховная власть ещё не Родина. Он покинул этот высший «гадюшник» и попал в среду обычных людей тружеников, которые и делают успехи и достижения Родины.

Из Коммунистической партии СССР его не выгнали, хотя и втихаря объявили ему строгий выговор, который, оказывается, влиял даже на размер пенсии. По существующим тогда правилам каждый коммунист должен быть прикреплён к определённой партийной организации и вести там пропагандистскую работу (проводить семинары, читать лекции). В партийную организацию министерства обороны путь ему был закрыт. К счастью! Его прикрепили к партийной организации Института общей и педагогической психологии АН СССР. Вот уж кому повезло! Учёные, научные работники получили пропагандиста и агитатора такого уровня, о котором и помышлять не могли. Приняли его с восторгом. Отец тоже быстро освоился – общаться с народом ему было не впервой. Он прошёл путь от вахтенного начальника до командира большого корабля и общения там хватало. А учёные, да ещё психологи, видимо, хорошо понимали состояние отца и всячески ему помогали. Со многими завязалась настоящая дружба, они приходили к нам домой, приглашали нас в разные интересные экскурсионные поездки, на свои мероприятия. Когда отец начал писать мемуары, то первые читательские конференции проходили в институте психологии.

Написание мемуаров – это отдельная песня. Вообще его литературная деятельность складывалась постепенно. Я уже говорил, что оказавшись не у дел, отец думал, чем бы ему заняться. Военно-Морской Флот в его жизни был главной работой. Наверное, можно сказать, что флот и был его жизнью. И потерять отношение к флоту он не мог. В последней книге он написал: «От службы во флоте я отстранён, но отстранить меня от службы флоту невозможно». Так начиналось его литературное служение флоту. Он начал писать статьи о флоте и моряках. Описывать некоторые интересные события. Читать он всегда любил, но ему потребовалась читать книги на английском языке. Он выучил английский. Это был титанический труд. На первых порах — самостоятельный. Он записывал слова, фразы в общую тетрадь, многократно их повторял с удивительным упорством, видимо свойственным ему ещё с детства, которое зародилось у него на Севере в деревне Медведки, где он занимался крестьянским трудом. У него был свой способ запоминать английские слова, который он выработал ещё в морском училище при изучении французского языка. Он выписывал их на небольшую бумажку и прикреплял её к спинке кровати. Повторял их перед сном и после пробуждения. Такой способ он советовал и мне, но я, по глупости, не всегда им пользовался. Так вот потом таких общих тетрадей с английскими записями мы собрали целые стопы. Но суть была не в этом. Английский он выучил так, что перевёл несколько книг иностранных авторов, и они были изданы. Будет, наверное, нелишним сказать, что изучал он английский и переводил книги не только из личного интереса, но и по материальным соображениям. Пенсия, которую ему назначили, была по тем временам небольшой в отличие от так называемых персональных пенсий, которую получали «большие» люди и которую заслужил и отец, но не получил по причине увольнения с наказанием. По прошествии нескольких лет, ему намекнули, что пора подать высочайшее прошение и испросить соизволения по поводу размера пенсии. Но тут выяснилось, что оказывается у него строгий партийный выговор, который ему объявили заочно, даже не заслушав его оправданий. Через некоторое время, правда, выговор с него сняли.

Аналогичная картина была и с его увольнением в запас  якобы за неудовлетворительное руководство ВМФ и снижением воинского звания с Адмирала Флота Советского Союза до вице-адмирала. На «два вниз», как говорили военные, что запрещено даже уставом Вооружённых Сил. Как пишет отец, министр обороны Г.К.Жуков вызвал его (заместителя министра обороны) к себе и в течение  3-4 минут в грубой форме сообщил об увольнении без права работать на флоте. В течение оставшейся жизни отец неоднократно писал в самые разные высшие инстанции с просьбой вызвать его, рассмотреть документы, объяснить причину увольнения и дать ему возможность высказать своё мнение. Ничего этого не было сделано.

Только через 14 лет после смерти отца было написано постановление о восстановлении Н.Г. Кузнецова в звании Адмирал Флота Советского Союза. Тут во мне проснулся юрист. Если принято решение о восстановлении в звании да ещё после смерти, значит, и снижение в звании было необоснованно. Тогда надо не просто восстановить в звании, а отменить постановление о снижении в звании. А это уже совсем другие юридические последствия.

Как мне рассказывал то ли в шутку, то ли всерьёз один уважаемый ветеран ВОВ, решение о восстановлении звания принимал М. С. Горбачёв. Он спросил его: А кто такой этот Кузнецов, что ветераны просят его восстановить в звании?  Моряк. Но если ты его восстановишь, моряки-ветераны тебя будут на руках носить. И Горбачёв подмахнул постановление.

Я не хочу говорить об истинных причинах увольнения отца Н.С.Хрущевым  и Г.К.Жуковым. Бог им судья и не о них я пишу. Отец начал писать мемуары. Первая книга о событиях в Испании вышла под псевдонимом. Иначе издать её не разрешили бы. Потом были ещё три книги о войне. Это были не столько воспоминания, сколько анализ событий. Писал отец всегда сам на старенькой пишущей машинке. Многое перечитывал, правил и снова печатал. Одной из проблем было то, что его не пускали в архивы, а некоторые детали, особенно даты, нужно было уточнять. Помогли друзья и многие уважающие его люди в разных организациях, архивах. Самые сложные отношения были с цензурой. Теперь уже и не помнят, что раньше напечатать можно было лишь то, что утвердили цензоры-редакторы.  Поэтому многое, что написано автором вычёркивалось или что ещё хуже предлагалось изменить смысл, написанного. Отец нашёл мудрое для себя решение. Он просто выбрасывал из книги, то враньё, что предлагали редакторы. Конечно содержание обеднялось, но фальсификации в нем не было. Запомнился такой пример. В одной из книг отец упомянул имя нашего легендарного аса-подводника Александра Ивановича Маринеско,  потопившего в самом конце войны на своей С-13 немецкий транспорт «Вильгельм Густлов». Десяти палубный теплоход более 25 тыс. тонн водоизмещением с драпающими из Данцига немецкими войсками, быстро затонул.

Цензор дал отцу указание: «Фамилию Маринеско убрать – румын».

Последняя книга отца, вышедшая под названием «Крутые повороты. Из записок адмирала», писалась им для семьи и для будущих поколений. Он не думал, что её опубликуют. В ней он правдиво описал все происшедшее с ним со своими оценками и выводами. Это — мудрая книга. Это — его политическое завещание. Он её писал не для публикации, а так как хотел сохранить в нашей памяти правду о нём и о том времени. Её я и использовал, когда рассказывал об отце.

Вёл он и короткие дневниковые записи. Они полны грусти и душевной боли. Вот некоторые из них: 1966 г. «Сегодня был в Польском посольстве. Вручили медаль за Испанию. За последние годы я получил три медали за Испанию и ни одной за защиту своей Родины. Ну, кто что заслужил, то и получает!», 1968 г. «Переживания по случаю 50-летия Вооружённых Сил стоили мне не так дорого: обошлось небольшим гипертоническим кризом… В процессе празднования мне было нанесено довольно много булавочных уколов с печатью низкой мести…», «16.08.74. Живём тихо. Все чаще посматриваю на укороченный конец жизненного пути. Важно его закончить, сохранив присутствие духа…», «19.10.74. Книгу подписал к печати – выйдет в январе (Не вышла. Уже напечатанную её задержали и не выпустили ко Дню Победы – В.К.) В «Октябре» будут два куска в 11 и 12 номерах, уже посмотрел и подписал. В журнале «История СССР» № 5-74 есть статья «День первый и день последний». Расписался ко Дню Победы – 30-летию, — будет статей пять. Но вот беда, меня это почему-то не радует как раньше. Очевидно, падающие рядом снаряды, контузили меня, и апатия берет верх».

Скончался отец 6 декабря 1974 года после операции на почке в результате инфаркта, и был похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве.

Решение о похоронах на Новодевичьем стало возможно только после того, как некролог решил подписать Л.И.Брежнев – в то время Генеральный секретарь ЦК КПСС, который, кстати, первым после долгого перерыва в своём докладе назвал Н.Г.Кузнецова участником Великой Отечественной войны. И объясняется это наверное не только тем, что он сам был настоящим фронтовиком и человеком порядочным, но и тем, что помнил отца по тому короткому периоду, когда был назначен начальником политуправления ВМФ к нему в подчинение. Как я представляю, отец тогда сам посоветовал ему отказаться от этой должности, потому что политработник на флоте, для успешной работы, должен знать флот изнутри, его традиции и особенности моряков. Л.И.Брежнев, я думаю,  зла на него за это только не только не держал, но и был ему потом благодарен. Принять решение о восстановлении Кузнецова Л.И.Брежнев не мог, так как обстоятельств увольнения не знал, а злопыхатели «пели ему свою песню», как тот же С.Г.Горшков, который сфальсифицировал решение Совета ВМФ о нецелесообразности восстановления Н.Г.Кузнецова.

  Но пора вернуться и к моей жизни. Я повзрослел, 25 лет отслужил в Вооруженных Силах и в звании подполковника был уволен в запас «по старости» в 45 лет. Так уж получилось, что служба в основном затрагивала мои технические навыки, а не юридические знания. Особенно в последний период, когда появилась компьютерная техника. После увольнения передо мной тоже встал вопрос, как жить дальше? Шёл 1991 год. Страны, которой я присягал,  больше нет. Вокруг сплошная коммерция: все покупают и продают, даже то, что продавать нельзя. Я воспитан на патриотизме и опыте жизни моего отца. Торговать я не умею и не хочу, воровать тоже. Как развивается российский бизнес, я знаю и не хочу работать охранником у российского буржуя. И я выбираю трудный путь: поехать на малую родину отца в деревню Медведки Котласского района Архангельской области. Отец в первой главе своей книги «Накануне» начал с лирического отступления о своём детстве. Деревня в почти таёжном лесу, речушка Ухтомка с запрудой и мельницей, рукой подать до Северной Двины, заливные луга, сенокосы, сеновалы, «в ночное». Дом на «угоре» т.е. на горе. Ну как туда не поехать! И вовремя я это решил, потому что застал ещё старушку, которая бегала вместе с отцом, а он «шалопут не давал девкам прохода».

Узнал я там много интересного. Нас ведь как учили в школе: в проклятое царское время, до революции, сплошная эксплуатация была, крестьяне жили впроголодь, сплошь неграмотные, особенно в глубинке. Но совсем не так оказалось в Медведках. Кстати, и крепостного права там никогда не было. Дед мой Герасим Фёдорович Кузнецов был «казённым» крестьянином, т.е. государственным человеком. Работал в поле, землю пахал, зерно собирал. Умер он рано и, как говорят, «не вовремя, во время сева». Похоронен он в 3-х километрах от Медведок в деревне Выставка на церковном кладбище. Бабушка моя Анна Ивановна помимо домашних дел занималась мелкой торговлей – торговала нитками и иголками. Прозвище имела – «трандычиха», как я понял, говорунья, тараторка. Потом отец забрал её в Москву, и она жила с нами до конца в 1952 году. Назвать её любительницей поговорить теперь было нельзя.

Отец три года ходил в церковно-приходскую школу за версту за Ухтомкой. Сейчас от неё остались только развалины, как и от мельницы и запруды. И река Ухтомка стала совсем мелкой, только весной набухает, сносит деревянный мост и, чтобы из деревни выбраться, надо за канат держаться, который специально для этого натягивают.

Рассказали мне там и такую историю. Как то отец, придя из школы, попросил деда сделать в избе домашний театр, чтобы они могли на сцене выступать. Что бы сказал современный мужик, если бы его девятилетний сын попросит такое с избой сотворить? То-то же. А что сделал Герасим Фёдорович? Да, выпилил в одной стене большой проём и повесил занавеску как занавес. Сказал: «Читайте своё «Бородино», дети».

Ездил отец в Архангельск, где с поморами-рыбаками плавал на баркасах. Кто-то ему сказал: «Тебя не укачивает, быть тебе моряком». Так и стал отец моряком.

Вернувшись в Москву, все свободное время я стал посвящать памяти отца, потому что нельзя такого человека забывать. А по-настоящему помнили о нем немногие, в основном моряки-ветераны, да и то те, кто при нем служил на флоте. Старшие офицеры в основном служили при С.Г.Горшкове и о Кузнецове знали только понаслышке. Сработал приказ: «Забыть имя Кузнецова».

С ветеранами я стал встречаться часто. Они приглашали меня на свои встречи. С ними было интересно, они многое рассказывали, о чем в старых книжках не прочтёшь. Но время стало другое: издают они правдами-неправдами свои воспоминания, хоть и малым тиражом. Ветеранов стали часто приглашать в разные школы. Ходил с ними и я.

В 1996 году международный комитет «Мир океанам», возглавляемый тогда генерал-майором юстиции Петром Демидовичем Бараболей, хорошо знавшим нашу семью, пригласил меня в путешествие из Петербурга в Москву через Германию, Нидерланды, Норвегию, Данию, Францию, Англию и Испанию на теплоходе «Астра» — круиз для ветеранов, посвящённый 300-летию Российского Флота и памяти Н.Г.Кузнецова.

Поразило меня то, что во всех портах захода нас принимали мэры городов и все прекрасно знали, кто такой Н.Г.Кузнецов. Я, в свою очередь, рассказывал об отце и даже показывал фильм о нем. После этого плаванья у ветеранов возникла мысль создать фонд памяти Н.Г.Кузнецова и в том же году он был учрежден. Меня же по общему решению назначили его президентом. Денег в Фонде не было, а все финансовые предложения выходили далеко за рамки закона. Поэтому мы решили, что фонд будет информационным, то есть мы будем собирать воспоминания о Кузнецове, при возможности публиковать их, переиздавать его книги, создадим свой сайт. Стали участвовать в разных мероприятиях, где рассказывали о Н.Г.Кузнецове. Ежегодно мы стали собираться в день его рождения 24 июля на Новодевичьем кладбище, считая это не только данью памяти, но и общим собранием участников фонда.

Постепенно к нам присоединился Главный штаб ВМФ и Движение Поддержки Флота, которые даже взяли инициативу встреч в свои руки. Я же, работая в Центральном музее Великой Отечественной войны, постоянно предлагал «вспомнить» об отце и само моё присутствие в музее, напоминало руководству о Н.Г.Кузнецове. Но хотелось, чтобы об отце больше узнавали дети, тогда память о нём будет долгой. В 2000 году возникла идея найти школу, в которой можно было бы создать музей о Н.Г.Кузнецове и флоте. Моряки-ветераны Краснознамённого Тихоокеанского флота и Амурской флотилии во главе с адмиралом Николаем Ивановичем Ховриным особенно активно поддержали эту идею.

Не мудрствуя лукаво, мы пришли в Совет ветеранов района Дорогомилово, в котором я проживал и работал, с нашей идеей, нас и там поддержали. В помощь нам выделили ветерана ВМФ, куратора школ района Алексея Дмитриевича Чистоходова, с которым мы и пошли по школам. После некоторых раздумий мы остановились на небольшой по современным понятиям, но очень уютной школе на улице Брянская, дом 10. Нас приветливо встретила директор школы Светлана Борисовна Агронова, с которой мы сразу нашли общий язык. Договорились провести несколько совместных мероприятий, а уж потом решить, что да как. Надо знать ветеранов, особенно моряков. Моряки это особые люди. Служба на флоте и кораблях воспитывает в них особый характер, общительность, юмор, смекалку. Особенно это касается участников войны. Вспоминается одна из первых встреч. В школе нас встретил школьный фольклорный ансамбль «Дорогомиловские потешки» в буквальном смысле песнями и хлебом-солью. Потом было чаепитие с концертом, на котором выступали дети.

Не остались в долгу и ветераны, которые тоже пустились в пляс. Ветераны стали приносить материалы для будущего музея. Не остался в долгу и я. У меня хранились некоторые реликвии, связанные с Н.Г.Кузнецовым – часть его формы, адмиральские погоны, личные вещи и подарки отцу. Я их отдал школе с радостью т.к. понимал, что всё это будут видеть учащиеся и будут знать, кто такой  Н.Г.Кузнецов. Так естественно возникла основа музея, который мы решили назвать музей Тихоокеанского флота и адмирала Н.Г.Кузнецова.

И это было справедливо, так как в его организации основное участие принимали моряки-тихоокеанцы, а Н.Г.Кузнецов два раза командовал на Тихом океане. 18 декабря 2002 года музей был торжественно открыт, а я решил связать свою дальнейшую трудовую деятельность с этой школой. Впереди было много интересного: присвоение школе имени адмирала Н.Г.Кузнецова, создание детского общественного объединения «Кузнецовцы», участие учащихся в парадах на Красной площади, вечера памяти Н.Г.Кузнецова, регулярные поездки на Северный флот и на борт тяжёлого авианесущего крейсера «Адмирал Флота Советского Союза Кузнецов», и многое другое. Думаю об этом лучше расскажут другие, а я свою задумку, надеюсь, выполнил. Спасибо.